Раннее христианство
Цикл «Священная история»
лекция, прочитанная о. Александром Менем 7 октября 1989 г. в ДК «Красный текстильщик», г. Москва.
Предыдущие наши беседы были посвящены деяниям Апостолов. То, о чем мы будем говорить сегодня, есть продолжение. Продолжение священной истории. Священной историей мы называем историю, изложенную в Библии. Но это не нечто, давно прошедшее; это то, что началось тогда, а живет сегодня, продолжается сегодня. И история древней Церкви (я коснусь периода ее первых трех столетий) — это есть по-своему продолжающаяся священная история.
Легче всего нам будет проследить ее по персоналии, по наиболее выдающимся людям. Потому что, хоть эта эпоха не очень освещена в памятниках, все-таки отдельные подвижники, святые, те, кого мы называем отцами Церкви, те, кто воплощает в себе ее дух, ее историю и, естественно, свою эпоху, нам известны.
Около 111 года губернатор провинции Малой Азии Вифании по имени Плиний, именуемый Младшим, в отличие от своего дяди, Плиния Старшего, писал дружеские письма и письма-отчеты императору Траяну, с которым находился в самых лучших отношениях. Плиний Младший был интеллигентнейший человек, один из самых тонких и культурных людей того времени, и то, что он от своих книг, от искусства попал на административную должность, не изменило его образа жизни; он так же жил среди своих ваз, свитков, в беседах с мудрецами прошлого и настоящего, подобно утонченному культурному римлянину. И вот, в одном из отчетов, в десятом письме Траяну он пишет, что здесь, в Вифании, стали забрасывать храмы: жертвы больше не приносятся, кругом растет сорная трава. Причина — в секте, которая распространилась тут, секте людей, называющих себя христианами. Конечно, их не разыскивали специально, но бывали случаи, когда они по доносу попадали на суд. Некоторые под влиянием угроз и еще каких-то мер, очевидно, пыток, отрекались; другие доносили на своих братьев. Иные же стояли очень твердо. Члены этой общины утверждали, что не делают ничего предосудительного, что в день Солнца, в воскресенье, они собираются для чтения своих книг, пения и молитв, в которых они обращаются ко Христу как к Богу - Квази Тео. «Что же мне делать?», - - спрашивает Плиний Младший/ Траян — один из самых, я бы сказал, гуманных и благородных римских императоров, — пишет ему в ответ, что, конечно, разыскивать, преследовать этих людей не нужно, но если уж они попадаются, то примерно их наказать. Учитывая широкую веротерпимость римской империи, мы сталкиваемся здесь с поразительным, уникальным явлением: есть какая-то религия, которая фактически считается недозволенной, запрещенной. Эта религия — религия Христа. В чем дело? Почему это произошло? Дело в том, что для любого языческого вероучения, более или менее возвышенного, культ императора не представлял собой ничего недопустимого, ибо язычники считали государство воплощением некоторых сил, которые действуют в мире, и почему бы не считать, что император олицетворяет собой эти силы? Для язычников прибавить к сонму богов еще одного или двух — проблемы не составляло. Но вот для христиан осуществить обряд курения ладана перед статуей императора или нечто подобное — было изменой Христу. Столкновение с империей начинается с тех пор, то угасая, то переходя в период настоящих массовых репрессий.
Конечно, не надо думать, что все триста лет христиан непрерывно гнали. Кривая здесь была очень неровной. Первое гонение было в 64 году I века, как вы знаете, когда погиб апостол Петр, когда был пожар Рима, когда христиан преследовали, обвинив всю Римскую Церковь в поджоге Рима. Это, конечно, была провокационная история, вроде поджога Рейхстага. В то время, когда Плиний писал свой отчет, некая процессия двигалась из Антиохии в Рим. Это была довольно мрачная процессия: конвойные вели человека, которого повсюду встречали друзья, близкие; его везли из Антиохии через море, из города в город — долог путь в Рим; он был осужден на смертную казнь, на растерзание дикими зверями в цирке. Человека этого звали Игнатий, в православной традиции он называется Игнатий Богоносец. Мы не знаем точно, был ли он молод или стар, скорее, был молод. Это был человек огненного темперамента, человек, который первым заговорил о необходимости единства Церкви. Жил он в нынешней Сирии, в Антиохии. Антиохия была одной из первых столиц христианства, после Иерусалима. Сейчас это маленькая деревня, тогда же это был огромный, многонациональный, пышный, цветущий город. И Церковь там возникла еще во времена апостолов Петра и Павла, то есть более, чем за полвека до Игнатия. Игнатий оставил нам несколько посланий. Собственно, это почти и все, что мы знаем о нем. Послания он писал во время этапа, когда его везли в Рим, где должны были казнить. Он писал в разные города, где уже были христианские общины. Проезжая со своими конвойными через различные города Игнатий, зная, что есть христиане, которые готовы его освободить, подкупить солдат, отбить его, в конце концов, писал им: «Не лишайте меня возможности разделить страдания вместе с Христом. Я иду по Его стопам. Я пшеница Божия, которую должны перемолоть зубы зверей». Это удивительные послания, написанные неровным стилем — видно, что человек торопился, что мысли его обгоняли слова. Он пишет о б единстве Церкви. В это время Церковь уже распространяется по всей Малой Азии (нынешней Турции), в Египте, в Греции, в Сирии и Палестине, в Риме, в Галлии — по всему Средиземноморью. И, конечно, в нее входят уже разные люди, не только энтузиасты, не только святые и чистые, но и люди со своими мнениями, амбициями, со своими грехами... И Игнатий говорит о том, что центром христианской жизни должна быть Евхаристия - общая молитва Церкви, призывающая Христа, чтобы он пришел в Дом Божий, в ту комнату, где собираются христиане, и поэтому все они должны быть невидимыми узами связаны со Святой Чашей. А возглавляет Евхаристию епископ. Раньше епископ был надзирателем в церкви, чем-то вроде завхоза — ведал хозяйством общины. Теперь он становился главой священной трапезы. Устанавливался стол, иногда большой, длинный, вокруг которого собиралась вся община данного города или местечка, или городского района, если это было в Риме или Антиохии. Во главе этого стола был предстоятель. Он читал от лица верующих молитву, призывающую Христа, Сына Божия, и так осуществлялось единство. Где епископ, пишет Игнатий, там и Церковь.
Психология мученичества не всегда для нас понятна. На самом деле это было не просто желание страдать, но разделить с Христом крестные муки. Примерно в то время, когда Плиний писал свои письма, в Риме был казнен Игнатий. Когда он, ведомый конвоем, приближался к Риму, толпы христиан, которые там жили, его встречали и провожали, но их тут же не арестовывали. Как видите, христиан не хватали как попало, но старались «бить в голову», забирать и наказывать только руководителей Церкви. Общину хотели сломить зрелищем казни предстоятеля. Но все получилось иначе: мученики стали знаменем Церкви.
Во втором веке мы встречаем другую удивительную фигуру. Это философ Юстин. Он был из римской семьи колонистов, живших в Палестине. Прекрасно владел греческим языком. Получил хорошее образование, богат. В отличие от Игнатия, который был, по-видимому, все-таки человеком из народа, Юстин — интеллигент. Это один из первых интеллигентных людей, которые приходят в Церковь. Его образование всестороннее. Особенно его интересует философия. Почему? Не потому, что он был каким-то изощренным мыслителем, нет — он искал Истину. Он понимал, что старые мифы уже не могут оживить человеческое сердце. Где же Истина? В старых религиях он ее не находил. Он обращается к различным философским сочинения, обдумывает их, ездит по разным местам, как тогда было принято, становится преподавателем философии. Носит особый плащ — принятую тогда форму философов. И вот однажды, как он сам потом вспоминал, он прогуливался по берегу моря, все время размышляя о тайнах жизни и обдумывая то, что он прочел у философа Платона. На берегу он заметил старика. Они разговорились, и старик спросил его: «Почему ты читаешь Платона?». — «Я философ, я ищу Истину». Тогда старик сказал: «Кроме философии есть еще другой источник истины, когда сама Истина обращается к нам». — «Но где взять такое слово? — спросил Юстин. — А вот посмотри в книгах Пророков, — ответил старик, — в старинной книге Библии, которая из Иудеи, той страны, из которой ты приехал». В то время, надо сказать, Библия была уже переведена на греческий язык. Юстин бросился читать Ветхий Завет. И внезапно произошла эта внутренняя встреча с Богом. Он почувствовал,, что голос Христа к нему обращен. Перелом в его жизни наступил. Читал ли он книги Нового Завета? Надо сказать, что в то время возникли только первые сборники Евангелий и посланий Апостольских. Они не были еще распространены широко, сами понимаете, это было еще до книгопечатания, все переписывалось от руки. Но Юстин упоминает о книге, которую он называет «Воспоминания Апостолов», то есть это Евангелия. И он цитирует ее. Перед Юстином, который стал христианским учителем в Риме, стояла очень сложная проблема, которая нередко вставала перед христианством. Вот вокруг шумит богатая и мощная развитая, цивилизация, Древний Рим со своей наукой, техникой, политической системой очень совершенной (у них все-таки было правовое общество, пусть на определенном уровне, но, все-таки, правовое. До сих пор юристы всего мира оглядываются на римский закон, и римское право является основой современного права). Так вот, огромная была цивилизация, которая включала в себя и греческие мистерии, и философское наследие досократиков, и Платона и Аристотеля... Как к этому отнестись? Выбросить за борт, считать, что философия, искусство, наука — это нечто ненужное? Проблема отношения христианства и культуры оказалась перед Юстином и теми, кто жил в это время. И он решил ее положительно. Один из первых отцов Церкви (он жил в первой половине второго века), он говорил, что в языческой философии было предвосхищение Евангелия. В античной культуре, в мифах, легендах есть много важного и ценного. Нельзя выбрасывать за борт все то, что создало человечество. В общем, это была мысль довольно новая, по с тех пор она не покидает традицию святых отцов. В том или ином русле она возникает, развивается и углубляется. Юстин вел длительную полемику с языческими философами разных направлений. Один из них нашел способ утвердиться и одолеть его (способ, я бы сказал, «достойный» нашего века). Он просто донес на него властям, и Юстина арестовали как христианина. В то время правил император Марк Аврелий — человек высоких нравственных качеств, но по недоразумению считавший христиан темной сектой варваров и поэтому санкционировавший их, пусть не очень активные, но преследования. Перед арестом Юстин писал ему два открытых письма. В тот период многие христианские писатели пишут правительству открытые письма. Они назывались апологии. В них выступали против гонений, показывали, что преследование христианской религии не находит себе оснований ни в римском законе, ни в общечеловеческой справедливости; что это подрывает основы государства, ибо в нем находятся уже тысячи и тысячи граждан христианского вероисповедания, и так далее. Юстина вызывают на суд. Сохранились акты его судебного процесса. Диалог очень лаконичный, как это принято у римлян, — ни одного лишнего слова. Судья спрашивает: «Какую философию ты преподаешь?». Юстин отвечает: «Я преподавал много философий. Сейчас у меня одна». — «Как называется новая философия?». — «Это философия Христа». — «Это запрещенное учение, одумайся, иначе тебя ждет наказание». И следует ответ, который потом давали тысячи и тысячи христиан: «Мне обдумывать нечего. Выполняй свой долг». Судья выносит приговор. Все это происходит быстро, четко, без судебной волокиты. Вместе с Юстином приходят его ученики, несколько человек. Их тоже осуждают, и они идут на смерть. Это было в 156 году, во втором веке.
Так начинается острая борьба между христианством и язычеством. Империя боится христиан как возмутителей спокойствия. Толпа? Толпа всегда находится в оппозиции чему-то непонятному, чему-то чуждому, новому. Как писал Тертуллиан в том же втором веке: «Любое бедствие — разольется Тигр (река в Ираке) или не разольется Нил, — сразу идут и кричат: «Христиан — львам». Сохранились карикатуры на христиан, которые рисовали любители на стенах. Шла острая литературная полемика, на которую христианские писатели уже успевали отвечать, и довольно успешно. Но кроме этой внешней борьбы началась в то же время, в ту же эпоху борьба внутренняя. Возникают две опасности. Во-первых, теософия. Теософия в широком смысле слова — это учение, которое содержит в себе как в некоем взболтанном растворе всевозможные мистические доктрины, всевозможные учения, преимущественно восточного характера, из Индии, из Персии (например, учение о перевоплощении), все, что угодно. Теософия в древности называлась гностицизмом (от слова «гнозис» — познание), потому что в этих школах — утверждали их учителя — человек путем медитации, концентрации может достичь высшего познания. Так вот, гностицизм пытался ассимилировать христианство, впитать его в себя. В чем же здесь была опасность? Дело в том, что для гностика жизнь, природа, любовь, деторождение — все, что есть материального, все это было чем-то отрицательным, отвратительным. Они считали ценностью только дух, и говорили, что Бог создал дух в человеке, и дух страдает в человеческом теле, которое является гробницей или тюрьмой для духа. Все остальное создано дьяволом — и природа, и наше тело, и поэтому дьявольским является и все то, чем занят человек на земле. Вы можете догадаться, что в этом учении была определенная соблазнительность, притягательность. Кто из нас не чувствовал иногда тяжести физической — как бы нам хотелось от этого освободиться! Кто из нас не замечал, что материальное — это низшая часть наша. И поэтому так легко люди христианского вероисповедания обращались к мистицизму. А гностики говорили, что это не противоречит христианству. Христос — это был высший Бог, посланный с неба для того, чтобы открыть нам, как освободить душу от тела, чтобы плоть была сброшена. Одни гностики проповедовали полное безбрачие. Другие говорили, что вообще можно жить как попало, потому что это не имеет значения никакого, ничто земное не имеет значения, — только самоуглубление, только познание духа, который освобождает себя от тела. Как могла развиваться жизнь, культура, Церковь, если бы это учение проникло в ее недра? Именно поэтому святой Юстин-мученик, про которого я вам говорил, одним из первых начал писать против гностиков. Он не поносил их, не унижал. Его полемика была очень открытой и сдержанной.
Вслед за ним появился другой христианский учитель, который в то время был юношей. Он родился в Малой Азии в греческой семье. Его звали Ириней (что значит «мирный»). Действительно, этот человек принес мир враждующим группировкам христианской церкви. Он умер около 202 года. Называют его обычно Ириней Лионский, потому что он был послан с Востока в город Лион, в будущую Францию. Надо вам сказать, что все это происходило тогда, когда никакой Франции, никаких французов не было. Была древняя варварская страна Галлия, где жили галлы, она входила в состав Римской империи. И не было тогда испанцев — была Иберия с иберийцами. Британия была населена, саксами. Русичи — такого названия вообще еще не было. Не было ни России, ни других стран, которые потом появились на карте. Но для всех для них, для будущих, для Европы, для России, для Византии уже складывалось великое христианское духовное наследие, которое они потом восприняли.
Ириней отправился в Лион и застал Лионскую Церковь в тяжелом состоянии. Это было около 170 года, она подверглась властями жестокому разгрому. Сохранился документ того времени — о казнях лионских мучеников. До сих пор во Франции их чтят. Это были люди разных сословий. Начиная со старика Патина, епископа Лионского, и кончая молодой служанкой по имени Блондина, все они были публично казнены. Когда читаешь этот документ, это письмо Лионской Церкви всем, чтобы все знали, как погибли мученики, то видишь, какое великое мужество, какая великая вера, какая великая надежда двигала этими людьми — от стариков до совсем юных. В то время, когда приехал Ириней, гонения утихли. Он принял епископскую кафедру умершего Патина. Ириней писал очень много. Сохранилась его большая книга, которая называется «Обличение ложного знания» с подзаголовком «Против ересей». Эта книга направлена против гностиков. Он говорит, что жизнь создана Творцом. Плоть создана Творцом. Любовь создана Творцом. Все, что есть в мире прекрасного — есть создание Божие. И мы кощунствуем, если пытаемся представить это себе как создание дьявола. Полемика была долгой, успешной. Ириней пишет гностикам, обращается к ним: «Я жду, когда вы придете к нам, потому что мы ведем свою родословную от Апостолов». И это было правдой. В одном письме Ириней, вспоминая юность, пишет своему другу: «Ты помнишь старого Поликарпа, как мы с ним беседовали в Малой Азии?». А этот Поликарп, старик, потом тоже казненный — его сожгли на костре около 150 года, — знал лично апостола Иоанна, одного из учеников Христа. Так преемственность идет от поколения к поколению в этот период. Гностики говорили, что Библия старая — Ветхий Завет — должна быть отброшена, потому что в ней много ложного. И Ириней показывает, что это не так.
Но более радикально, чем гностики, стал действовать синопский учитель Маркион (тоже середина 2 века). Маркион приехал в Рим из Синопа, он был судовладельцем, сыном богатого человека, который был епископом в своем городе. Синоп — это на южном берегу Черного моря, то есть в нынешней Турции. Маркион был человеком одаренным, настойчивым. Он решил занять в Римской Церкви положение первенствующее; он внес в казну Церкви огромную сумму и стал исподволь проводить мысль, что вот есть у нас Евангелие, послания Апостолов, а все то, что составляет первую часть Библии — Ветхий Завет — это не только устаревшее учение, но вообще создано под влиянием злого демона, который создал Вселенную. Мы должны отбросить все, что есть в Ветхом Завете. Ну, а поскольку и Евангелие, и другие части Нового Завета органически, теснейшим образом связаны с Ветхим Заветом, Маркиону пришлось сократить и урезать весь Новый Завет! Он первый издал сборник новозаветных произведений. Но если бы вы открыли его, вы увидели бы, что это совсем не наш Новый Завет! Евангелие от Матфея — его там нет, потому что там говорится о происхождении Христа от рода Давидова и о связи христианства с учением Моисея. Евангелия от Марка там нет. Евангелия от Иоанна — нет. Только Лука, и то у него острижены первые главы, и несколько посланий апостола Павла. Это тоже было соблазнительно, как и с гностицизмом. Ведь Ветхий Завет, написанный за много столетий, даже тысячелетий до нашего времени, говорил языком не всегда понятным, даже архаичным; более того, он показывал развитие духа человеческого перед лицом Божиим — от примитивной первобытной стадии до высокого пророческого откровения. Для того, чтобы понять это движение и становление, нужно было углубиться. А простой человек открывал Библию, как вот иногда у нас сейчас открывают: откроет, а там описано какое-то убийство или преступление, и говорит: «Ну, так эта книга не очень-то о Боге». А она изображает мир и жизнь человека такими, каковы они есть. И вот Маркион, пользуясь этим непониманием Библии, и предложил отсечь Ветхий Завет от Нового. Этому воспротивились Ириней и Юстин (он тогда был еще жив). Руководство Римской Церкви — главной Церкви (а то время это была столица всего средиземноморского мира, и римский епископ считался наиболее авторитетным) — вернуло книги Маркиону и объявило, что его учение не соответствует учению Церкви. Маркион уехал в другой город, там основал свою антицерковь. Это был первый крупный раскол в истории христианства. Потом, постепенно, маркионистская церковь исчезла.
Уже второе столетие ставится, и все острее, вопрос, который стоял перед Юстином: как быть с культурой? Все это было не так просто. Культура античности была пронизана язычеством, и не только язычеством, но и разными нравственными понятиями, которые не соответствовали христианству. И вот звучит новый ответ! Это ответ великого христианского писателя второго века Квинта Септемия Флоренца Тертуллиана. Он родился в Африке. В те времена Северная Африка была латинизирована. Он был адвокатом, блестяще владел латинским языком. Кто он был по происхождению — неизвестно, возможно был африканского происхождения, может быть — колонист, это не важно. Темперамент у него, во всяком случае, был африканский. Он писал неистово! Его речи поражали огромную аудиторию. Бешеный темперамент у этого человека! Когда он стал христианином, он, продолжая работать адвокатом, стал выступать с публицистическими статьями, небольшими работами; почти половина из них называются «против»: «против еретиков», «против иудеев», «против манихеев» — он полемизировал непрерывно. Ему принадлежат знаменитые афоризмы, такие как: «Кровь мучеников — семя христианства» или «Христианами не рождаются, а становятся», «Душа по природе своей христианка». Ему приписывают и «Верю, потому что абсурдно» — «Credo de absurdum est» (он этого не говорил, но это было в его духе). Хотя он впитал в себя и латинское красноречие, и идеи стоиков, тем не менее благодарности к ним у него не было. Он говорил, повторяя слова апостола, но сказанные совершенно по другому поводу: «Что общего у Христа с Юлианом?», и далее он говорил: «Что общего у Афин с Иерусалимом?». Ничего. Долой философию, долой культуру, долой цивилизацию! Только вера, только Истина! И он чувствовал, что в Церкви это уже не находит отзвука. Идеи Юстина все более и более проникали в сознание образованной части христианского общества. Кончает Тертуллиан тем, что уходит в секту монтанистов, которые пытались искусственно восстановить энтузиазм первоначальных христианских общин.
Но все это были только первые шаги. По-настоящему христианская культура создается и принципиально обосновывается в великом городе Александрии уже в третьем столетии. Что такое Александрия? Это искусственный город. Конечно, сейчас это просто жалкие развалины рядом с Каиром и кусок современного города. Но тогда это был один из крупнейших городов мира. На пустынном побережье Средиземного моря по воле Александра Македонского создается город с прямыми, как в Петрограде, улицами, разделенный четко на кварталы (обычно города создавались постепенно, они вырастали из древних поселений, а тут по воле царя!). На три части делит он его: в одной части живут египтяне, в другой иудеи, в третьей — греки. Население делится примерно на три равные части. И вот в этом городе к концу второго века создается одна из первых катехизических школ. Катехизация, или оглашение по-нашему, это подготовка людей к таинству Крещения. Люди должны были вникнуть, понять смысл учения Церкви, понять основные представления, которые дает нам Священное Писание, научиться основам молитвы, христианской этики, общинной жизни. Иногда это должно было протекать довольно долгое время. Для этой цели в Александрии создается настоящая школа. Это был зал, в котором собирались люди, и оглашающий читал им Священное Писание и объяснял основы веры. Первым был грек по имени Пантенс. Потом он отправился в далекое миссионерское путешествие в Индию (уже в то время туда проникло христианское учение).
Преемником его стал блестящий человек, один из самых светлых образов второго-третьего столетий, звали его Климент, Климент Александрийский. Это был поэт. Родившийся в Афинах, он получил блестящее языческое образование. Как он стал христианином, мы не знаем. Но это был человек, глубоко проникнутый культурой; человек, не поверхностно знавший философию; человек, который любил искусство, жизнь; человек, который понимал, что наступило время синтеза откровения, которое несет христианство, и культуры, которую создал античный мир. До нас дошла «Трилогия» Климента. Я думаю, что «Трилогия» была стенографической записью его бесед в александрийской катехизической школе. Первая часть называется «Руководитель» или «Увещание к эллинам» — обращение к язычникам, где он говорит о том, что лучшее, что есть у вас — это не ложное, а это то, что Бог тайным образом еще до явления Христа вложил в умы и сердца язычникам; что Он открывался не только иудеям в Ветхом Завете, но по-своему, в немножко завуалированном виде открывался и самым благородным мыслителям, писателям, поэтам древнего греческого мира. Вторая часть называется «Педагог». Педагог, это почти то же, что и у нас — учитель. «Педагог» — книга, посвященная введению в христианство. Третья книга была им не закончена и получила название «Строматы» (что значит «очерки»). Так вот, там мы найдем изумительные страницы, которые и сегодня звучат с необыкновенной актуальностью — это страницы о соотношении веры и знания, веры и разума. Он говорит о том, что христианин не должен бояться разума, что разум дан Богом, что познание и наука — это священные вещи; что только трусливые души могут бояться этого, что данное нам сердце, которое постигает веру, и данный нам разум должны находиться в гармонии. Конечно, Климент Александрийский не подозревал о том, что у нас органы и даже мозг устроены так, что одна половина отвечает за анализ, за рассудочное, а вторая — за синтез, за интуицию. Но он так говорил, потому что знал, интуитивно знал, что нет раскола в человеке, а все должно быть едино. Конечно, односторонним людям это было трудно понять.
Произведения Климента Александрийского (к сожалению, они у нас очень плохо переведены) изданы на русском языке сто лет назад и теперь являются библиографической редкостью. Да и изданы они не полностью.
И, наконец (мы подходим уже к концу третьего века), у Климента явился ученик. Удивительная личность! Создатель христианской философии. Основоположник христианского богословия. Человек из Египта, коренной египтянин, потомок древних обитателей Страны фараонов. Звали его Ориген. Он родился уже христианином, то есть родился в христианской семье. И с ранних лет, даже трудно сказать когда, в нем зажегся огонь веры. Отец его, по имени Леонид, это чувствовал и знал, и иногда брал ребенка на руки и целовал его в грудь. Он говорил, что целует храм Святого Духа. В это время разразилось очередное преследование христиан. Отец был арестован, — Оригену было семнадцать лет, и мать должна была спрятать одежду мальчика, чтобы он не побежал за отцом в тюрьму, потому что он хотел разделить участь отца, хотел тоже стать мучеником. Не имея возможности идти, он написал отцу письмо туда, призывая его, чтобы он не беспокоился о нем и о матери, но чтобы стоял твердо, потому что Христос заповедал нам сохранять Ему верность. Сыном мученика был человек, который потом решил себя посвятить только служению Богу. Сначала он ударяется в крайний аскетизм, который вообще был свойствен Египту. Он отбрасывает всю литературу и читает только Библию. Питается самым скудным образом. Но вдруг в его жизни происходит перемена: Климент Александрийский приглашает его, молодого человека, юношу, стать его помощником, а потом и преемником в катехизической школе. И когда Ориген приходит в эту школу, встречается там с представителями городской аристократии, с образованными, начитанными людьми, он вдруг понимает, что отказавшись от культуры, он не найдет с ними общего языка. И снова Ориген возвращается к тем свиткам, книгам, которые он читал в юности, и на сей раз с большим успехом. Толпы народа собираются туда, где он излагает христианское учение. Многих в церковной среде это смущало: как можно, он же мальчишка, и вообще не духовное лицо! Всю жизнь Ориген терпел гонения от своих же собратьев. Одни ему завидовали, другие пытались всячески уличить в неправоверии. А Ориген был свободным мыслителем. Он был убежден, что мысль должна развиваться независимо. Догматы Церкви дают нам возможность и право искать для них самые разные истолкования. И он использует методику неоплатонизма и других античных учений для того, чтобы понимать Библию. Он первый создает систематический свод христианского вероучения. Это был человек удивительный; его называли адамантом — твердость необычайная была в нем. Он первым начал исследование Священного Писания. Провел колоссальную работу по сличению шести переводов Библии. Все это он с помощью целого коллектива писцов соединил в единый свиток, который даже потом люди были не в состоянии скопировать! Огромный свиток, экзактный называется, шестиколонный. К несчастью, в шестом веке свиток погиб, сохранились лишь частичные копии. Он разработал методику толкования Библии. Он говорил, что человек не должен брать Священное Писание только по поверхности: вот сказано так, и больше ничего; что за словом Божиим скрывается нечто гораздо более глубокое, чем может показаться на первый взгляд. Слово Божие — это символ огромный. Это аллегория. Конечно, Ориген немножко злоупотреблял аллегорическим методом толкования, но тем не менее, он открыл людям ключ к Писанию: надо к нему подходить не поверхностно, не как к обычной книге.
В основном, Ориген работал в Палестине, потому что в Египте епископ был страшно возмущен, что Оригена рукоположили в священники без его ведома — в Палестине. Поэтому Ориген туда вернулся и поселился в городе Цезарее или Кесарее, северней нынешней Яффы. Там сохранились до сих пор развалины того дома, типа пещеры, где Ориген работал. Ему было очень трудно: вражда многих собратьев, клевета «друзей», давление со стороны властей. В конце концов, когда вспыхнули преследования императора Деция (в конце третьего века), он был арестован, его подвергли страшным пыткам. В то время Ориген был уже стариком, но он выдержал все пытки и живым ушел из застенка, когда гонения прекратились. Умер исповедником. Надо сказать, что в отличие от мученика — человека, принявшего смерть за веру, — исповедник — это тот, кто подвергался пыткам, наказаниям, но остался жив.
На рубеже третьего-четвертого века вспыхивает так называемое «великое гонение». Император Диоклетиан, чувствуя, что уже не может управлять огромной империей, начинает делить ее между соправителями. Но раз империя разделилась, раз начинаются центробежные процессы, чтобы как-то удержать ее в повиновении, император Диоклетиан решается на жестокую меру — подавление инакомыслия. Он выясняет, что во всех городах, оказывается, и даже у него во дворе, под носом, находятся тысячи и сотни тысяч христиан; что их церкви уже стоят во многих городах (первые церкви — базилики); что у них возникло свое искусство, своя литература, что это, как писал Тертуллиан: «Мы с вами и во флоте, и в армии, и на базаре, и в цирке, и на улицах. Мы живем рядом с вами, мы пришли только вчера — сегодня мы уже всюду». И император Диоклетиан понял это и решил сделать последнее, «героическое», усилие. Был издан эдикт (сохранились даже рукописи), согласно которому все книги Священного Писания, вообще книги христиан полиция должна отыскивать и. уничтожать; все руководство церковное — епископы, духовенство должны были быть подвергнуты испытанию: они должны были прийти к статуе императора и принести жертву — бросить ладан. Кто отказывается — немедленная казнь! И вот по всей Империи начинаются гонения. Как говорит один из древних историков: многие стали мучениками, многие стали исповедниками, многие отреклись от веры, многие укрылись от гонений. Это были и мужчины, и женщины, и дети. В одном маленьком городе оказалось, что все — христиане. И местный судья уже не знал, что делать. Он решил махнуть рукой, потому что утром, когда он вышел на свое судейское место на площади, все население города пришло и все закричали, что они христиане. Он сказал: «У вас что, мало веревок, чтобы повеситься, зачем вы пришли ко мне сюда?». Были случаи самоубийств: девушки-христианки, которые боялись пыток, выбрасывались из окон домов. Были случаи, когда казнили знатных людей, и их имущество шло в казну или доносчикам. В то время шпионы и доносчики много наживались на казнях христиан. В этот период погибла значительная часть древнехристианской литературы. Но все было бесполезно. Самые жестокие репрессии были не в состоянии остановить движение и распространение Церкви Христовой. Ей противостояли великие старые религии, пришедшие с Востока, государственная власть, идеология, политика, культура. Но ничего не могло изменить ход истории: семя, брошенное на землю Христом, начинало давать всходы. И когда Диоклетиан умер, среди правителей был уже молодой человек — будущий властитель Римской империи по имени Константин. Он-то в 313 году объявит закон о веротерпимости и надолго прекратит гонения на христиан. Но это уже начинается другая эпоха. Эпоха начальная, доконстантиновская, завершается этим гонением.