Александр Мень.
История религии. Учебник. Том2.
Первый мученик
Стефан. Обращение Савла (Иерусалим -- Дамаск, 35--37 гг.)
Эллинисты
Выступление и гибель св. Стефана
Савл Тарсянин
На пути в Дамаск
Эллинисты
Уже в день Пятидесятницы среди крестившихся оказались первые уроженцы
стран рассеяния. К тому времени они составляли большую часть израильского
народа. Из семи или девяти миллионов евреев, населявших Римскую империю,
в Палестине жило -- по самой завышенной цифре -- полтора-два миллиона человек.
В античную эпоху два народа -- греки и иудеи -- выбрали себе судьбу
странников. И тем и другим скромные пределы их бедной земли стали тесными.
Греков можно было встретить от Атлантического до Индийского океана; евреи
так же селились по всему Средиземноморью и дальше на восток, вплоть до
Парфии. Пути караванов и места поселений
народов-странников почти всегда
совпадали. Живя рядом с эллинами, иудеи восприняли многие элементы
их цивилизации. Тех, чьим родным языком стал греческий, называли эллинистами.
Но библейскую веру они сохраняли и стремились хотя бы раз в году посетить
Храм, а иные, приехав в Иерусалим, навсегда оставались на родине предков.
Однако слиться с местными жителями эллинистам мешало плохое знание
отеческого языка; к ним относились если не с презрением, то свысока, поэтому
они предпочитали селиться в особых кварталах и иметь собственные синагоги.
Среди нескольких сот молитвенных домов столицы немалое число принадлежало
выходцам из Египта (Александрии и Кирены), Антиохии и Малой Азии. Особую
группу составляли “либертинцы”, потомки римских вольноотпущенников.
Эти люди читали Писание только в греческом переводе, держались обычаев,
усвоенных на чужбине, а самые образованные были причастны философии и литературе,
которая возникла на базе сплава иудейства с эллинством.
Вхождение эллинистов в Церковь явилось важным событием. Породив немало
трудностей, оно в то же время расширило умственный горизонт общины и внесло
в нее новые веяния.
Главная трудность заключалась в том, что люди из диаспоры находились
в определенной изоляции; языковые и культурные преграды делали их отличными
от евреев, - так называли говоривших на арамейском языке. А это не могло
не отразиться и на их положении в среде назарян.
Принято считать, что Лука дал идеализированную картину жизни первой
общины, в действительности жеон не скрывал ее темных сторон, как это видно
из эпизода с Ананией и Сапфирой. Не умалчивает он и о трениях, возникших
между группами евреев и эллинистов. В чем конкретно выражались эти трения,
мы не знаем. Евангелист лишь указывает, что в результате грекоязычные христиане
стали жаловаться на собратий. Они уверяли, что при ежедневной раздаче хлеба
их бедняки, особенно вдовы, оказываются в пренебрежении.
Было ли это так, или упреки возникли из-за подозрительности эллинистов,
но апостолы поняли, что, если не будет найден выход, им придется, “оставив
слово Божие”, постоянно вникать во все бытовые нужды братства. Поэтому
апостолы решили пойти по пути разделения труда: собравшись вместе с другими
старейшинами, они предложили создать совет из “семи мужей”, имеющих доброе
имя, мудрых и исполненных Духом, и возложить на него заботы о хлебе.
Предложение сразу же приняли. Оно вполне соответствовало традиции.
У иудеев городские общины возглавлялись коллегией
“семи добродетельных
мужей”. По этому образцу и избрали Семерых для служения*. Чтобы впредь
не было почвы для распрей, остановились на кандидатах-эллинистах: Стефане,
Филиппе, Прохоре, Никаноре, Тимоне, Пармене и Николае.
----------------------------------------------------------------
*Предание называет их диаконами, но в Деяниях этого слова нет.
Как и при поставлении членов иудейского Совета, на них были возложены
руки с молитвой, чтобы Дух Божий содействовал им в труде. Иными словами,
то была не просто административная должность, а своего рода сан. По-видимому,
каждый из семи рукоположенных, “служа столам”, совершал в качестве главы
собрания и Евхаристию. Сами апостолы едва ли могли успевать всюду, если
учесть, что число верных достигло к тому времени восьми тысяч.
Таким образом проблема, казалось, была решена. Препятствий для дальнейшей
жизни и развития Церкви не было. Народ относился к благочестивым, добрым
и ревностным в Законе назарянам с любовью и уважением. Власти больше не
предпринимали враждебных действий. За последователями Христа был молчаливо
признан статус независимой общины. Ничто, казалось, не предвещало новых
испытаний. Правда, впереди открывалась трудная перспектива проповеди иноплеменникам.
Но с этим не спешили. Жатвы на родине было еще много.
Некоторые историки Церкви утверждают, что Христос не завещал ученикам
вселенской миссии. Действительно, вначале Он говорил, чтобы апостолы не
проповедовали среди самарян и язычников, но Он же предсказывал, что люди
придут в Царство Божие от востока и запада (см. Мф 8: 11). Если игнорировать
эти слова и повеление, данное Воскресшим: “идите и научите все народы”
(Мф 28: 19) -- нельзя понять, откуда возникла у христиан мысль о такой
миссии. Ускорил же ее неожиданный кризис, вызванный проповедью Стефана.
Выступление и гибель св. Стефана
Среди Семи св. Стефан явно занимал ведущее место и, быть может, был
их старейшиной. Все они посвящали себя не только хозяйству, благотворительности
и евхаристическим трапезам, но и возвещению слова Христова. Филипп даже
прямо назван в Деяниях благовестником. Но Стефан оказался самым энергичным.
Исполняя древний завет Писания и закон Церкви -- заботиться о бедных, --
он в то же время активно выступал как проповедник.
Говоря о сущности веры, Христос не упразднял Закон и ритуал, но указывал
на преимущество главного -- доверия и любви. Он называл Храм домом молитвы,
хотя не считал сами камни и пышное убранство святилища чем-то безусловным.
Здания могут быть разрушены, неразрушимы лишь дух и истина. Он Сам воздвиг
Церковь за три дня, ибо Его воскресение дало ей новую жизнь.
Учение Христово о второстепенности внешнего
культа и сделал св.Стефан
центром своей проповеди. Свободно владея лишь греческим языком,
он чаще всего приходил для бесед в синагоги своих земляков, эллинистов.
Многим его идеи были по душе; живя вдали от Храма, их предки сумели сохранить
и углубить веру.
Однако были среди репатриантов и другие. На земле отцов они стремились
превзойти в набожности самых крайних ортодоксов. Слова Стефана задели их
за живое. Начались жаркие споры. Чем очевидней обнаруживалась правота Стефана,
опиравшегося на пророков, тем сильнее было раздражение противников. Через
грекоязычные синагоги прошла трещина раскола. Разумеется, правоверные взяли
верх, тем более, что им удалось нанести Стефану удар в спину.
В Синедрион явились доносчики, которые обвинили его в оскорблении святыни
Храма и хуле на Закон. В это время в Иерусалиме начинались волнения. Жестокость
Пилата превзошла все пределы и чуть не довела народ до крайности. Были
спешно отправлены гонцы к наместнику Сирии Вителлию с требованием убрать
прокуратора. Вителлий понял, что дело приняло опасный оборот, и велел Пилату
ехать в Рим для отчета, а на его место временно послал некоего Марцелла.
Непродолжительный момент безвластия был самым подходящим для разгула
фанатизма. Возбужденная толпа, подстрекаемая эллинистами, набросилась на
Стефана и повела его к Кайафе. “Этот человек, -- кричали обвинители, --
не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на Закон... Мы
слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит
обычаи, которые передал нам Моисей (Деян 6: 13--14).
Стефану задали вопрос: признает ли он себя виновным? Но он категорически
отверг навет. Стоя перед судьями, он чувствовал прилив сверхъестественного
вдохновения, и лицо его напоминало грозный лик ангела (см. Деян 6: 15).
Защитительное слово он начал издалека. Он хотел показать, что явление Иисуса
было подготовлено всей историей народа Божия и что его смерть не есть прискорбная
случайность. Он напомнил о Завете с Авраамом, об избавлении и Законе, данном
через Моисея, о земле обетованной и постройке Храма. В то же время он подчеркивал,
как часто люди противились воле Божией, говорил о братьях, продавших Иосифа
в рабство, об израильтянах, возмутившихся против Моисея, о золотом тельце,
о соблазнах идолопоклонства. У Бога великая цель. Она далеко не достигнута
сооружением Храма.
Взор Стефана устремился поверх озлобленной толпы к неземному видению,
сверкнувшему перед ним. “Вот я вижу, -- воскликнул он, -- небеса отверстые
и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!” (Деян 7: 56)
Яростный рев был ему ответом. Фанатики затыкали уши, чтобы не слышать
его. Ни о каком суде не могло быть и речи. Здание осаждала толпа. На Кайафу
перестали обращать внимание. А он, хотя и мог вызвать стражу, хладнокровно
выдал эллиниста на самосуд.
Стефана вытащили из зала и с дикими криками поволокли к воротам города
(кто-то вспомнил старый обычай совершать казнь за стенами). И там учинили
расправу: он был сброшен со скалы, а обвинители добили его, бросая камни...
Перед смертью Стефан молился за своих убийц.
Но одной жертвой зачинщики не удовлетворились. Они начали в городе
настоящую охоту за сторонниками Стефана. По-видимому, разыскивали они в
основном эллинистов, причем не щадили и женщин. Но апостолов никто не тронул.
Слишком очевидным было уважение галилеян к Храму, чтобы и их обвинять в
кощунстве.
Св. Лука пишет, что из города в эти дни бежали все верные (см. Деян
8: 1). Но, по-видимому, большинство укрылось в Вифании и других соседних
селах и вскоре вернулось. Только эллинисты во главе с Семью служителями
навсегда покинули Иерусалим. Одни отправились в города севера и приморья,
другие совсем уехали из Иудеи в родные места, в частности, в Антиохию.
Таким образом, гибель св. Стефана послужила невольным толчком для дальнейшего
распространения Церкви. В результате трагедии произошло и другое великое
событие. Как выразился блж. Августин, молитва первомученика была услышана
и даровала христианству апостола Павла.
Когда убийцы расправлялись со св. Стефаном, они сложили одежды к ногам
молодого фарисея, Савла Тарсянина. В самой казни он не принимал участия,
но, вызвавшись сторожить одежды, хотел этим показать свое отношение к ней.
Савл не был жесток, однако уверенность в справедливости кары делала его
непоколебимым. Если и закрались в душу фарисея какие-то сомнения, он решительно
подавил их и принял участие в розысках эллинистов-назарян.
Савл Тарсянин
Как и Стефан, Савл* не был уроженцем Иудеи. Он вырос в диаспоре, в столичном
киликийском городе Тарсе, где тесно соприкасались Восток и Запад, процветали
философия, спорт и торговля. Семья Савла имела потомственное римское гражданство,
о чем напоминало второе латинское имя Тарсянина -- Павел. Однако он гордился,
что не стал эллинистом, а был “евреем из евреев”: сохранил отеческий язык
и традиции предков.
--------------------------------------------------------------------
*Савл -- слегка измененное имя Саул (Шаул), возможно, указывает на
происхождение из колена Вениаминова, где особо почитался царь Саул.
И вот он стоит у края обрыва, с тяжелым чувством глядя на неподвижное,
покрытое кровью тело Стефана. Все кончилось. Но все ли?
Скоро Савл узнает, что какие-то набожные евреи сумели унести тело и
похоронить его с почестями, а ведь побитых камнями не оплакивают. Значит,
у Стефана есть немало сторонников. Нужно сокрушить их сразу, пока не утих
гнев горожан и не прибыл новый прокуратор.
Пусть уважаемый Гамалиил против насилий. Он хотя и раббан, но может
ошибаться. Желательно только, чтобы не было бесчинств, а отступников судили
по закону. Совет и Кайафа пойдут навстречу. Они сильно обеспокоены подрывом
авторитета Храма.
На собрании старейшин Савл “подает голос” вместе с членами саддукейской
партии,хотя они и враждебны ему как фарисею, а потом фактически возглавляет
преследования. Многих назарян бросают за решетку; в ожидании процесса их
принуждают отречься и проклясть имя Иисуса. Но Савлу
этого мало. Начав действовать заодно с саддукеями, он идет до конца.
Ему сообщили, что зараза ереси перекинулась дальше, что одним из ее центров
стал Дамаск, где она нашла почву среди многолюдной еврейской колонии.
Савл понимает, что медлить нельзя. Он является к Кайафе с просьбой
дать ему полномочия: он разыщет сектантов в Дамаске и под стражей доставит
в Иерусалим. Кайафе такая мысль не приходила в голову. Его больше всего
заботило то, что творилось под боком. Но ему нравится неукротимое рвение
молодого книжника. Благодаря ему есть надежда, что к приезду прокуратора
в городе воцарится спокойствие. Первосвященник охотно дает Савлу письма
к главам дамасских синагог и назначает его своим шалуахом -- посланником.
Таинственны изгибы судьбы: через неделю этот шалуах-инквизитор превратится
в иного посланника, в апостола Иисуса Христа.
На пути в Дамаск
Незадолго до Пасхи Савл в сопровождении людей, данных ему Кайафой, выходит
из ворот города. Фарисей, одушевленный своей миссией, отправляется в дальний
путь как защитник и слуга Закона Божия. Им владеет праведный гнев (который,
быть может, скрывает тайное смятение). Его враг -- не только поверженный
Стефан и другие эллинисты--отступники, но, как и Кайафа, он хотел бы стереть
из памяти народа само имя Иешуа Ханоцри, распятого лжемессии.
Идти приходится ночью, чтобы не измотала жара на долгих сирийских дорогах.
Продвигаясь вперед среди мрака, Савл погружен в мучительные раздумья. Освободиться
от них трудно, и все же он тверд, никаких признаков колебаний. Они идут
больше недели. Дамаск уже близко. По широкой равнине, окружающей город,
раскинулись виноградники, поля и фруктовые сады. Савл и его спутники больше
не делают привалов. Идут торопливо, не обращая внимания на полдневную жару.
Фарисей обдумывает, с чего ему начать беседу со старейшинами, как доказать
им необходимость строгих мер, как потом повести в Иерусалим виновных.
Внезапно знойная тишина как бы раскалывается. Непонятный звук, вспышка
света, на миг затмившая солнце...
Когда люди приходят в себя, они видят своего начальника неподвижно
лежащим посреди дороги. Они бросаются к нему, поднимают, а он шарит вокруг
себя, словно слепой. Им приходится вести Тарсянина под руки. Не так рассчитывали
они вступить в Дамаск. Их вел пламенный ревнитель и судья; теперь это беспомощный
человек, замкнувшийся в себе, ослепший.
Все теряются в догадках: что произошло?
Много лет спустя, как бы отвечая на этот вопрос, Павел писал: “Избравший
меня от утробы матери моей и призвавший благодатию Своею, благоволил открыть
во мне Сына Своего” (Гал 1: 15--16).
Евангелист Лука, вероятно, не один раз слышал от апостола рассказ о
пережитом им у порога Дамаска. Сам Господь настиг его и повернул на новый
путь. “Он услышал, -- пишет Лука, -- голос, говорящий ему: Савл, Савл!
что ты гонишь Меня? — Он сказал: Кто ты, Господи? — Господь же сказал:
Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна* “ (Деян 9:
4--6).
--------------------------------------------------------------------
* Рожон -- толстое бревно, которое устанавливали поперек дороги, чтобы
прекратить движение; барьер, преграда.
В Дамаске Савл просит товарищей отвести его на Прямую улицу, к некоему
Иуде. Провожатые повинуются, все еще пребывая в недоумении. Три дня живет
Тарсянин у Иуды, не принимая пищи, в состоянии, близком к шоку. Глаза его
по-прежнему застилает тьма.
На третий день его отыскивает уважаемый в городе иудей, по имени Анания.
Неизвестно, где и когда он стал христианином, но мы знаем, что молва уже
донесла до Анании имя гонителя. И все же, повинуясь велению Божию, он осмелился
предстать перед этим страшным человеком. Он входит в дом Иуды, справляется
о Савле, а когда его подводят к слепому фарисею, восклицает: “брат Савл!
Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы
ты прозрел и исполнился Святого Духа!”
“И тотчас, -- пишет Лука, -- как бы чешуя отпала от глаз его” (Деян
9: 17--18).
В этот же день Тарсянин принимает крещение во имя Иисуса. Потом, согласно
Деяниям, Павел открыто заявляет себя исповедником новообретенной веры.
Но в Послании к Галатам сам апостол вносит уточнение. По его словам, он
сначала удалился в Аравию, в соседнее Набатейское царство (см. Гал 1: 17).
По-видимому, он был не в силах немедленно идти к тем, кто ждал его
как сурового стража правоверия. Душа Павла ищет уединения. Ему нужно прийти
в себя, осмыслить все, что с ним случилось.
В Набатее Павел остается недолго. Его кипучая энергия не терпит жизни
в бездействии. Он вновь появляется в Дамаске и приходит в субботний день
в синагогу. Разумеется, все готовы с почтением выслушать посланца Синедриона,
который, едва прибыв в город, почему-то скрылся. Что он скажет? Будет ли
опровергать заблуждения новой секты или сразу потребует кары для ее членов?
Но вместо этого фарисей -- ко всеобщему изумлению -- говорит, что сам
стал последователем Иисуса. Он прямо именует Его Сыном Божиим и Помазанником.
Ошеломленные люди, переглядываясь, спрашивают друг друга: “Неужели
это тот самый Савл?” Но почтение к гостю из Иерусалима мешает им прервать
его речь.
День за днем Тарсянин проповедует, учит, спорит. Вся колония в растерянности.
Однако время идет, и на исходе третьего года старейшины дамасской общины
теряют терпение. Они задумали своими средствами избавиться от Савла и “согласились
убить его” (Деян 9:23).
В это время город был передан римлянами во владение набатейского царя
Ареты IV. От его лица в Дамаске стал править этнарх, или наместник,
которому
доносят, что некий иудей сеет волнения в народе. Этнарх велит найти
Павла и отдает приказ охранять все ворота. Но друзья Тарсянина ночью спускают
его по стене в большой корзине, в результате чего ему удается избежать
расправы.
Он мог бы возвратиться на родину, в Тарс, но сначала нужно, преодолев
себя, побывать в Иерусалиме, где он “гнал Иисуса” и Его Церковь.
Обратный путь из Сирии в Иудею стал пыткой для Савла. Ведь в Сирию
он направлялся с горделивым чувством борьбы за правое дело, а теперь возвращается
с сознанием вины, вспоминая о Стефане и зная, что в Иерусалиме одно его
имя внушает назарянам ужас.
Савл возвращается один. В пути он спрашивает себя: как примут его новые
единоверцы? Не сочтут ли его обращение коварным ходом лазутчика, который,
проникнув в их среду, намерен их погубить? Первая же встреча с учениками
показывает, что опасения не были напрасными. Павла сторонятся, с ним не
желают говорить; ни одна душа не верит в его искренность. Все помнят об
участии неистового фарисея в деле эллинистов, хотя лично с ним знакомы
немногие.
Полный горечи, Павел уже готов покинуть Иерусалим. Верующие правы;
на их месте он сам бы думал так же. Но на помощь Павлу неожиданно приходит
Иосиф Варнава, попечитель Иерусалимской церкви. Этот скромный и самоотверженный
киприот проявляет удивительную чуткость. Он сумел разгадать Павла, понять,
что его приход к вере -- великое приобретение для братьев. После разговора
с Тарсянином он почти насильно ведет его к Петру.
Впервые два будущих столпа христианства оказываются лицом к лицу --
рыбак из Капернаума и ученый раввин, коренной израильтянин и человек, воспитанный
в греческом мире. На первый взгляд они такие разные. Но Христос соединяет
их.
Павел знакомится и с Иаковом, но ни с кем из Двенадцати больше не ищет
встречи. Зато в доме Марии он проводит с Петром две недели. Все это время
они беседуют и молятся вместе. Фарисей согрет сердечностью Кифы.* Апостол
не превозносится перед новообращенным, не гордится тем, что знал Иисуса
в дни Его служения. Прежде всего им дорого не то, что Мессия жил на земле,
а что Он живет с ними здесь, сейчас, и будет жить всегда.
--------------------------------------------------------------------
* Кифа -- второе имя Симона, ставшего Петром.
Вместе с Петром Павел посещает Дом Божий; там -- во время молитвы --
он вновь захвачен чувством близости Христа. Снова в сердце фарисея звучит
Его голос. Теперь ему окончательно ясно его призвание, — в Иерусалиме его
слово не найдет отклика, Господь посылает его “далеко к язычникам” (Деян
22: 21).
Язычники... Многоликий мир народов, не ведающих Бога. Они издавна угрожали
Израилю, а он отгораживался, пытаясь их игнорировать. В этом окружении
ветхозаветная Церковь сознавала себя чем-то вроде ковчега, обуреваемого
со всех сторон волнами
потопа. Если и были попытки
прозелитизма, они выражались в принятии отдельных людей на борт своего
корабля, в превращении их в иудеев.
Но теперь по воле Христа границы Церкви расширяются. Савл призван не
просто к “спасательной операции” над отдельными душами. Перед ним глобальная
задача: идти в самую гущу языческого мира, пронизать его светом Евангелия.
Приехав в родной город, Павел, по-видимому, рассказал семье о совершившемся
в нем перевороте, но сочувствия не встретил. Во всяком случае, мы больше
ничего не знаем о его домашних. Возможно, они перестали помогать ему. К
счастью, Савл мог сам прокормить себя. По обычаю, раввины обучали бесплатно,
а добывали средства ручным ремеслом. В мастерской отца Павел научился делать
палатки, которые хорошо раскупались поставщиками армии и купцами.
Проповедь Павла в тарсийских синагогах также не имела успеха: он разделил
жребий многих пророков, отвергнутых в собственном отечестве. Но годы, проведенные
в родном городе, не были для апостола бесплодными. Собственно, тогда и
сформировался Павел, которого мы знаем как учителя веры.
Что означало для него Евангелие Иисуса Христа? Прежде всего, новый
этап, или фазу, единого Откровения, начало которого восходит к праотцу
Аврааму. Но если раньше воля Господня открывалась только в Законе и в учении,
переданном пророками и мудрецами, ныне Сам Бог говорит с людьми через Помазанника.
Источником духовной силы Павла была жизнь во Христе. Именно он, “не
знавший Господа по плоти”, постиг и раскрыл сущность Евангелия, как никто
до него. В этом великий урок и упование Церкви.