Я
пишу об о. Александре впервые. За те пятнадцать лет, что прошли со дня его убийства,
написано и сказано очень много. Причем - написано и сказано теми людьми, которые
имеют на это куда больше прав, чем я. Людьми, которые знали батюшку годами,
которые были рядом с ним в самые тяжелые годы, которых связывала с ним взаимная
переписка, радости, горести, рождения, смерти. Такие воспоминания - драгоценны:
из них складывается многомерный портрет многомерной личности.
Когда мне предложили написать эту статью, я сперва хотела отказаться: разве
смогу я, заставшая о. Александра почти на пороге его жизни, сказать что-то новое?
Разве имею право? И все же пишу. Ведь и в жизни доводится довольно часто рассказывать
о батюшке самым разным людям. Рассказывать так, как умеешь, только потому, что
спросили именно тебя.
Говорить об отце Александре в прошедшем времени не всегда получается. Разве
об ушедшем человеке ведутся такие ревностные споры? "Царский путь"
отца Александра, далекий от любых крайностей, был узок и труден, и, если хотеть
правды и только правды, то никогда не получится сделать его портрет "монохромным".
Так бывает довольно часто: одни - ругают и поносят, другие - превозносят и абсолютизируют,
и не поймешь, что вреднее. Одни спорят с самим о. Александром, додумывая за
него то или иное ("Он написал то-то, значит, подразумевал вот то-то"),
а другие отвечают за о. Александра, тоже додумывая за него ("Если бы он
был жив, он бы ответил вам так-то"). Одни обвиняют батюшку в десятке ересей,
другие считают каждое его слово безошибочным. И так трудно бывает продираться
через эти зеркала, когда помнишь о. Александра живым. Сам он почти не реагировал
на проявления "хвалы и клеветы". Потому что времени не было. Жизнь
оказалась слишком короткой.
Отец Александр, говоря о двух пониманиях Христианства - "зосимовском"
и "ферапонтовском", писал:
"В периоды социальных морозов, социальных бурь,
как на войне, люди быстро делятся на две категории: наши - не наши, верующие
- неверующие и так далее. Это упрощенная схема. И для тех людей, которые только
входят в Церковь, эта схема еще видится действующей".
Личность отца Александра парадоксально несовместима ни с одним из стереотипов.
Для карикатурного образа "попа", создававшегося советской пропагандой
многие десятилетия - слишком эрудирован, образован. Для интеллигента-диссидента
- слишком осторожен, совсем не связан с политикой, ни разу не подписал ни одного
политического воззвания. Для либерала-новатора, или всеядного экумениста, каким
иногда себе его представляют - слишком укоренен в Православии. Для гастролера-проповедника
- слишком плотно занят приходской работой. Для "простого деревенского батюшки",
как он сам себя называл - слишком светский. Для мистика - слишком рационалистичен,
а для рационалиста - слишком мистичен. Те, кто приписывают ему облегченное понимание
молитвенного опыта, ошибутся: отец Александр был настоящим молитвенным делателем.
И этот ряд можно продолжать.
Но не в противоречивости - сила личности отца Александра, а наоборот - в уникальной
цельности. И цельность эта объяснима только одним: в центре личности о. Александра
- Христос. Именно благовестию Христову посвятил батюшка всю свою жизнь, не только
во время словесной проповеди, но и помимо нее.
Святой Франциск Ассизский сказал: "Проповедуй Евангелие всему миру, и,
если необходимо, используй слова". Если бы слова отца Александра расходились
с его собственной жизнью, в них не было бы ни силы, ни смысла. Он не был теоретиком.
Уважение и любовь людей к нему появились (и проявились) помимо книг. Очень многие
из тех, кто любил и продолжает любить о. Александра, не прочли ни одной его
строчки. Это ведь совершенно не обязательно. Ведь сам батюшка в первую очередь
служил людям. Он излучал любовь, утешал отчаявшихся, давал опору сомневающимся,
вселял радость в унывавших. Мне тоже было дано испытать это счастье.
Сейчас, когда батюшки с нами нет, его имя в большинстве случаев связывается
с его книгами - как написанными им самим, так и составленным после его смерти
по магнитофонным записям. И это закономерно. Книги выходят большими тиражами,
переводятся на разные языки, переиздаются. Слово о. Александра продолжает звучать
наравне с проповедями ныне живущих проповедников, не теряя ни веса, ни актуальности.
Потому-то и спорят с ним как с живым.
Наше время щедро на богатые возможности коммуникаций. И именно поэтому сейчас
многие люди (особенно совсем молодые, не заставшие трудных времен, когда Евангелие
приходилось от руки переписывать и прятать) представляют себе самого о. Александра
как человека, который, подобно совеременным теле-радио-интернет-проповедникам,
много лет публично проповедовал какое-то свое "учение", и это было
его основным занятием, чуть не профессией. Но давайте вспомним, как было на
самом деле.
Публичная деятельность о. Александра состоялась лишь в последние два года его
жизни. Книги его в те годы издавались в Брюссельском издательстве "Жизнь
с Богом" мизерными тиражами, и достать их было почти невозможно: они были
у немногих, ходили по рукам. Ксерокопирование было доступно очень малому количеству
людей. Проповеди до 1988 года произносились только в подмосковном Новодеревенском
храме. За всю жизнь у батюшки было, если не ошибаюсь, два телеэфира. То есть,
большая часть жизни о. Александра прошла если не в полной безвестности, то уж
точно "на глубоководье", когда он был занят в первую очередь людьми.
И в первую очередь он был пастырем Христовым, одинаково дорогим и для подмосковных
бабушек, и для приезжающих из Москвы интеллигентов.
Отец Александр нес крест служения деревенского священника (думаю, что расшифровывать
это понятие не надо). Все его книги написаны в свободное время, которого было
очень и очень немного (напомню, что все устные проповеди изданы через годы после
его кончины). Часто он писал в электричке, которую в шутку называл своим "рабочим
кабинетом", положив на колени портфель. И даже когда началась его активная
проповедь "внешним", никто из прихожан не остался без его внимания.
Как хватало времени? Он, так ценивший каждую минуту, не терпевший праздности,
шутливо говорил: "У меня с Небом договор: я отдаю
все свое время, а мне взамен дается везде успевать".
В 1990 году, когда не стало батюшки, мне, абитуриентке музыкального училища,
исполнилось 20 лет. Воцерковляться я только начинала. Собеседников было мало.
Было Евангелие (сперва - только от Матфея, причем переписанное рукой моей мамы),
"Таинство, Слово и Образ" о. Александра Меня (путеводитель по православному
вероучению и богослужению), "слепенькие" машинописные копии Владыки
Антония Сурожского и "У стен Церкви" С.И. Фуделя. Крестилась я за
три года до того, причем интересно, что крещение было запланировано именно у
о. Александра в Новой Деревне, но я не дотерпела две недели и срочно крестилась
в другом храме: мне было все равно где, лишь бы скорее стать христианкой. Два
года я посещала его лекции и организовала одну из них.
В самый день его смерти я была на венчании дорогих мне друзей. Вечером накануне
я не пошла на его лекцию "Христианство" в ДК на Волхонке - решила
отоспаться, а посещение только что открывшегося тогда Открытого Университета
отложила на неделю. Вечером 9 сентября я обзванивала друзей - звала с собой.
И мне сказали, что батюшки больше нет.
В последний раз я видела его на Преображение - тремя неделями раньше. Тогда
же единственный раз и исповедовалась у него. Многие об этом говорили, и я могу
подтвердить: в те минуты, когда доводилось говорить с батюшкой, для него существовал
только ты, и ты был самым любимым, самым долгожданным, и за самое короткое время
отец умел говорить тебе самое главное. Это - несомненный дар молитвы: люди сами
так не умеют.
В 1989 году я организовывала встречу с о. Александром в своем музыкальном училище.
Время тогда было особое, отличное от теперешнего. Хорошо сказал об этом незабвенный
Сергей Сергеевич Аверинцев: "То взаимопонимание
между верующими, воспитанное десятилетиями гонений и утеснений, ушло: люди,
некогда чуть ли не со слезами радости узнавшие друг друга в храмах советского
времени - "А, ты тоже!" - нынче смотрят друг на друга мрачно и видят
друг в друге врагов веры".
Вот это "а, ты тоже!" - слава Богу, довелось застать, хотя тревожные
звоночки уже начинались. Одна из преподавательниц, принадлежавшая к числу недоброжелателей
о. Александра, увещевала студентов на эту встречу не ходить: ведь там "по
КГБ-шнику на каждом ряду будет сидеть", а потом "в кабинет директора
по одному будут вызывать от Христа отрекаться". Некоторые послушали ее
и не пошли на встречу. Но все равно был полный зал - в основном студенты, 17-22
лет, о Церкви в большинстве своем не думавшие.
Отец Александр посвятил первые сорок минут или час рассказу о Христианстве.
Поразительно, как он умел сказать главное о Христе и в десятиминутном разговоре,
и в часовом, и в цикле лекций… Из зала прислали записку: "Как Церковь относится
к проблемам секса?" Зал расхохотался. Отец Александр, смеясь вместе со
всеми, сказал: "Да, конечно, секс - это великое дело. Но..." Дальше
он сказал о христианском браке, о верности, о любви, о рождении и воспитании
детей, о семье как образе Церкви. Никто больше не смеялся, не хихикал, слушали
спокойно и внимательно. Но потом те, кто на лекцию не пошел, потому что припугнули,
передавали: "Вы слышали?! Этот ваш Мень сказал, что секс - это великое
дело! Какой кошмар!"
От той встречи у меня осталась драгоценная реликвия - афиша. На ней - портрет
и слова: "Протоиерей Александр Мень". К слову "протоиерей"
кто-то приписал сверху букву "в", получилось - "протоиеврей".
Бегали в деканат, замазывали "Штрихом". С тех самых пор я заметила,
что довольно часто - я бы сказала, в большинстве случаев - стиль критики в адрес
о. Александра недалеко ушел от этой выходки. В этом стиле сочинена анонимная
брошюрка несуществующего прот. Сергия Антиминсова, в этом стиле продолжают травить
о. Александра и на некоторых интернет-форумах.
Отец Александр был человеком христианского единства, и вместе с этим - прочнейшим
образом укорененным в Православии. В одном из ныне опубликованных писем
он говорит:
"Что же препятствует духу экуменизма? Еще раз
повторю: те случаи, когда люди, побывав у инославных, разрывают братское и евхаристическое
общение со своими. Это и измена по-человечески и акт, направленный против Христа,
против Его воли. Это вносит разделения, смуты, соблазны, отбрасывает дело единства
назад в века соперничества, упреков, борьбы и поношений. Поэтому для своих прихожан
я не считаю допустимым общаться в молитве с теми конкретными общинами, которые
не соблюдают строгого экуменического принципа и правила: "никакого прозелитизма".
(…) Человек, бросающий свою церковную общину (ссылаясь на личные вкусы, на прочитанное
в книгах, на недостатки церковные и пр.) является, пусть и невольным - но врагом
дела Христова.
Всегда нужно помнить, что в Евангелии от Иоанна нам сохранена одна из немногих
молитв Спасителя, выражающих Его глубинные желания, Его волю. Это "первосвященническая
молитва" в ночь перед Голгофой: "Да будут все едино: как Ты, Отче,
во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Hас едино".
Мы еще далеки от того, чтобы осуществить эту волю Господа, но должны всеми силами
к этому стремиться. И все, что препятствует
Его воле, есть для нас грех. (…) И последнее: как быть, если видишь у инославных
христиан нечто воистину достойное и прекрасное (горячую веру, живую молитву,
чистоту жизни, общинность)? Ответ один: благодарить Бога за этих людей и молиться
о том, чтобы и мы умножали в своей среде эти черты и дарования".
Счастье, что мы были современниками отца Александра. Вся его жизнь и
его трагическая смерть продолжают приносить свои плоды. Незадолго до смерти
он говорил: "Я чувствую себя, как стрела на натянутой тетиве".
Тетива отпущена, стрела продолжает полет.
Мария
Батова
7 августа 2005
Цюрих
http://tapirr.livejournal.com/360034.html#cutid1